Она идет по плотно утоптанной земле. Идет мимо кладбища, складов и вокзала, отводит тонкой рукой длинные, побуревшие по осени травы. Рассеянно улыбается своим мыслям, облакам в прозрачно-синем высоком небе, пролетевшему перед глазами сухому листу. Останавливается, чтобы пропустить вальяжно пересекающую дорогу кошку.
Солнечный свет, проходя сквозь кошачье тело, преломляется короткой радугой.
Ее путь лежит дальше, мимо сочащегося одиночеством дома, мимо мрачной громады Собора, к живописной группе из трех особняков, нарядной даже сейчас, когда отцвели цветы. Старик долго убегал, но время пришло.
В стылом утреннем воздухе далеко разносится каждый звук. Голые косточки ее ног размеренно стучат по каменной мостовой.
читать дальше***
Малышка сидит одна, скорчившись над плошкой с полуоплывшей свечой. Света от нее почти нет, но крохотный огонек дарит иллюзию тепла. Малышка укутана в старое мамино пальто, подрезанное снизу и перепоясанное шарфом.
Обеими руками она плотно зажимает уши. Ей не страшно, она просто не хочет слышать звуков оттуда, из темноты за стенами.
Огонек свечи вздрагивает, выпрямляется снова. Малышка догадывается, что кто-то вошел в дверь ее вагончика. Он неторопливо отнимает ладошки от ушей, встает, одергивает пальтишко.
– Здравствуй! – Говорит ей щеголеватый человек с усталыми тенями под глазами, одетый в кожу.
– Здравствуй, - отвечает девочка и равнодушно провожает глазами клок соломы, выпавший откуда-то изнутри ее гостя.
***
Время Королевы не принадлежит ей. Существует четкий регламент, дипломатия, придворная вежливость, лживые улыбки и искренние слезы. Королева весь день выслушивала жалобы, утверждала бюджет, остановила даже одну маленькую локальную войну. Королева устала, но этого нельзя показать.
Мановением пальчика Королева отправляет на казнь троих. Вообще-то, она слукавила – она не уверена, что они виновны, но разбираться скучно. Королева хочет молока и сладкого печенья. Королеве пять лет.
***
Русалка поет. Мир вокруг зеленоват и зыбок, как и положено подводному миру. Здесь удивительно пусто и тихо, и почему-то нет рыбок, но это неважно. Русалка скользит сквозь мутную зеленую толщу, раздвигая водоросли. Ее бесцветные волосы ловчей сетью струятся следом, опутывая их, ее руки, грубые камни.
Русалка поет, и лежащие под камнями – моряки, это должны быть моряки – молча внимают ее песням.
***
Собор всегда мрачен и пуст. Никому не придет в голову искать утешения и благодати в его ледяных каменных стенах. Да и зачем? Ведь для этого достаточно маленькой капеллы. Ее двери всегда открыты, и чья вина, что благодати ищут лишь юные и невинные, а те, кому спасение стократ важнее, погрязли в грезах и тайнах?
Капелла все равно ждет каждого, и в каждую душу готова вложить частичку своего света. Ее греза слаще других.
***
Генерал стоит на страже своего Волшебного замка. Он планирует оборону, а иногда и атаки, он окружен кольцом верных адъютантов и преданных солдат.
– Запасы огнестрельного оружия пополнены на пять единиц, сэр! – Рапортует юный солдатик, сбиваясь от волнения. – Холодного оружия – на 12 единиц!
Холодное оружие в сложенном виде радует глаз костяными вставками на рукоятях, деревянной и костяной инкрустацией. Ради него пришлось пожертвовать частью запасов медикаментов, но генерал считает, что дело того стоило. Оружие нужнее, тем более, что в Волшебном Замке никто не болеет.
Генерал давно не видел большую часть обитателей Замка, мирного населения, защиту которого чтит своим долгом. Они где-то там, в глубинах хрустального лабиринта и дивных фантазий. Генерал не помнит, как это – нырять в иные миры, видеть мечты сквозь призрачные грани. Он смотрит в стены Волшебного Замка и видит лишь себя в бесконечной веренице отражений. Детям не место на войне. Поэтому он повзрослел.
– Вольно, рядовой! – с отеческой улыбкой говорит Генерал восторженному солдатику восьми лет отроду. – Сегодня ночью нам стоит немного проредить живую силу противника. Вы со мной?
***
Сколько себя помнил, он всегда жил на улице. Ну, то есть как на улице – на многих улицах. Комнаты были знакомы ему гораздо меньше. Хотя и не то чтобы совсем нет. Вот в этом доме он, к примеру, бывал не раз, и даже ночевал в особо холодные ночи. В такую, как позапрошлая, например.
Старик-хозяин никогда не гнал, а ведущие хозяйство сестры – Ирма, Лена и Лидия – и вовсе добры, всегда находя для тощего уличного мальчишки хлеб, молоко, и одеяло у печи… Он задумчиво потянул дверцу шкафа, покрытую уродливыми багровыми наростами, брезгливо пытаясь их не касаться. Он сидел в шкафу уже давно и хотел пить. Однако, едва дверца скрипнула, Ирма завозилась в комнате, сдавленно застонала. Он изучил в щель ее белесые невидящие глаза, засохшую вокруг рта и носа кровавую корку, вьющихся вокруг мух, и крепче сжал в кармане красивую бритву с рукояткой, отделанной рогом. Но, помедлив еще немного, тихонько потянул дверцу обратно. Может быть, придет кто-то другой, и убьет Ирму, и ее сестер, бродивших по дому. Ему не хотелось делать это самому. В конце концов, они всегда были добры к нему.